Но окна квартиры выходят во двор, и Максим наверняка видел, что у меня горит свет. Да и прятаться от собственного мужа — как-то совсем по-детски.

Открываю, но остаюсь на пороге, не давая пройти в квартиру.

— Зачем ты пришел?

Снова розы, яркие, нежные, ароматные, такие красивые, что глаз не оторвать. Но только для чего? Мириться явился? Так пробовали уже, проходили, вскоре все возвращается на круги своя. И становится еще хуже. Зачем мне подарки, если завтра снова будет работа допоздна, пациентки, томно вздыхающие в его присутствии, и еще много-много всего?

— Вер, мы как дети малые с тобой. Ну, неужели не сможем договориться? — он улыбается, а меня воротит от этого его показного тепла.

— Почему же, сможем. Ты готов все изменить? Свое отношение к работе, к чужим бабам, подставляющим груди, чтобы ты пощупал? Готов выбрать меня и нашу семью, а не это все?

Максим хмурится.

— Ты хочешь, чтобы я ушел с работы?

— А если я скажу «да», ты уйдешь? — на самом деле не хочу, но мне важно видеть его готовность что-то поменять. И я нарочно выбираю то, что ему сложнее всего. Пусть откажется от самого дорогого, хотя бы на словах… если я в самом деле ему нужна.

— Вер, зачем ты так? Неужели правда думаешь, что станешь счастливой, если я буду сидеть рядом и потакать всем твоим капризам? Самой же уже через несколько дней надоест.

— А ты попробуй. Вдруг мне понравится?

— Я тебя не узнаю, — он опускает голову, так внимательно рассматривая пол под ногами, словно там рассыпано что-то ценное.

— А я — тебя, — парирую, чувствуя, как внутри снова разгорается раздражение. Все-таки лучше было не открывать дверь. По крайней мере, хоть очередного скандала избежала бы. — Ты стал совсем не тем человеком, которого любила когда-то.

— Это так странно звучит… в прошедшем времени, — задумчиво произносит Максим, поднимая на меня глаза. — Значит, больше не любишь?

Я хватаю губами внезапно ставший горьким воздух. Задыхаюсь от разрастающейся в груди боли и быстро выплевываю, не задумываясь о том, что произношу:

— Знаешь, иногда мне вообще хочется, чтобы тебя не было. Если бы ты умер, например… Поплакала бы и забыла, а не терзалась бы так, мучительно и бесконечно…

Он резко бледнеет, ошеломленно уставившись на меня, будто не верит, что услышал это. Я и сама не верю. Губы жжет, не могу не понимать, что перегнула палку. Это уже слишком, я никогда в жизни, даже в самые тяжелые минуты не желала ему смерти. Но вместо того, чтобы извиниться, сказать, что пошутила, погорячилась, продолжаю молчать. А он, простояв еще какое-то время, разворачивается и резко уходит, так и не сказав ни слова.

Глава 35

Едва за ним закрывается дверь, внутри как будто что-то обрывается. Я словно оказываюсь на краю пропасти. Смотрю в зияющую под ногами бездну и понимаю, что не смогу удержаться. Меня уже несет туда, затягивает на бешеной скорости.

Как могла сказать такое? Конечно, я хотела бросить ему в лицо какую-то колкость, зацепить посильнее, но не настолько же. Погрязла в жалости к самой себе до такой степени, что перестала адекватно оценивать ситуацию.

Надо догнать Максима. Я понимаю это совершенно точно. И тут дело даже не в отношениях между нами, не в том, что они давно зашли в тупик. Но я сейчас прошла так называемую точку невозврата. И вообще непонятно, можно ли хоть что-то исправить.

С этим мужчиной связаны самые яркие, самые лучшие мгновенья моей жизни. Я не забыла и всю ту боль, что пришлось пережить из-за него, но одно же не отменяет другого. Он все равно мне бесконечно дорог. И даже расставаться надо достойно, а не вот так: ударяя в самое уязвимое место.

Все-таки бросаюсь следом, несусь вниз по лестнице, забыв нажать на кнопку лифта. Подъездная дверь не поддается, то ли что-то заело в замке, то ли ставшие непослушными пальцы никак не могут попасть на нужную кнопку. Когда открываю, наконец, и вылетаю на улицу, машины Максима у подъезда уже нет.

На скамейке сиротливо лежит оставленный им букет. Тот, что я не взяла. Несколько стеблей сломано, тонкий шелк бутонов скукожился. Цветы выглядят так странно: все еще яркие, но лепящий с неба снег падает прямо на них. И не тает. Я столько раз видела похожие картинки в Интернете: ярко-алые розы, припорошенные снегом, в постах о несчастной любви. Только сейчас это не просто фотография, глядя на которую испытываешь легкую грусть. Цветы — словно символ моей жизни. Хрупкая красота на руинах брака. Такой бесконечно горький финал.

Теперь я реально не вижу выхода. Если бы даже догнала, и Максим простил меня, разве мы смогли бы жить дальше? Вдвоем? Когда все зашло настолько далеко…

Опускаюсь на корточки у скамьи и дую на бутоны, пытаясь дыханием растопить снежный покров. Бесполезное занятие. Я же сама успела замерзнуть, губы колет от холода, ветер треплет волосы, безжалостно проникая под одежду.

— Девушка, вам плохо? Как же вы, раздетая на улице в такую погоду?! — слышится за спиной. Поднимаюсь на голос и разворачиваюсь, узнавая в подошедшей женщине одну из соседок по дому: видела несколько раз во дворе. Она ахает: — Еще и в положении! Случилось что? Вы же с этого подъезда? Ну-ка идемте! — выдает целую охапку фраз, ни на одну из них не дожидаясь моей реакции. Уверенно берет за локоть и тянет к двери, почти с силой заталкивая внутрь. Там стягивает у меня на груди полы тоненькой кофты, стряхивает с плеч успевший насыпаться снег.

— Помощь нужна? — хоть и спрашивает, но опять не ждет ответа, словно знает, что я откажусь. Хмуро оглядывает меня с ног до головы и нажимает кнопку лифта. — Душ прими, только не сильно горячий, потом теплого чаю — и под одеяло. Сегодня не ходи никуда, постарайся расслабиться и поспать. Проблемы подождут до завтра.

Она так легко переходит на «ты», почти командует мной, что я теряюсь. Напрягаю память, пытаясь сообразить, общались ли мы с ней раньше. Вроде бы нет, но в голове последние недели такая каша, что вполне могла забыть.

— Я с двадцать шестой квартиры, этажом выше. Заходи, если что-то надо будет. Ну или просто, выговориться захочешь. Иногда помогает, — снова почти силой затягивает меня в открывшийся лифт. Сама нажимает нужные кнопки, потому что я по-прежнему нахожусь в какой-то прострации. Вроде бы все слышу, понимаю — а отреагировать не получается.

Уже на своем этаже, перед тем как выйти, еле слышно выдавливаю «спасибо». Дверь в квартиру оказывается приоткрыта: я так спешила, когда побежала за Максом, что даже не подумала ее захлопнуть. Сколько времени меня не было? А если бы кто-то забрался? Дом хоть и тихий, но все равно так не ведут себя с чужим имуществом.

Ты с человеческим сердцем обошлась куда более жестоко! — свербит в голове, и я закусываю губу, чтобы не разреветься.

— Сразу в душ! — командует в спину женщина, не уезжая на свой этаж. — Тебе сейчас о ребенке думать надо в первую очередь. Все остальное решится, глупостей только не делай.

— Уже… — неслышно шевелю губами в ответ на ее заявление. Столько уже наделала…

Захожу в прихожую и, захлопнув за собой дверь, сползаю по стене на пол. Что же я натворила? Утыкаюсь лицом в колени, больше не сдерживая рвущихся наружу слез.

Глава 36

Как ни странно, моя сумасшедшая прогулка зимой без верхней одежды не приводит ни к каким тяжелым последствиям. Я почти уверена, что не заболею. Теплый душ помогает унять дрожь в теле, чаем как будто отогревается внутренность. Только легче не становится. Как-то переживаю ночь, снова провалявшись без сна и стараясь не думать о том, то натворила.

Да только какое там: не думать. Мысли упорно возвращаются к одному и тому же. Я, как заведенная, повторяю сама себе, что так делать было нельзя. И все равно: вспоминаю и вспоминаю. Чувство вины разъедает кислотой. Если бы что-то подобное сказали мне, не знаю, как смогла бы перенести. А если бы сказал Максим…